Дневник

Она лежала и как всегда, когда была одна, смотрела в потолок. Она лежала в одиночестве и скучала. Ей было холодно и немного грустно. Наверное, меня скоро не станет как то слишком спокойно и отрешенно пронеслась у неё мысль. Она оглядела пространство, которое было доступно её взгляду. Белый потолок, стены, заклееные светлыми, в мелкий рисунок, обоями. В окошко она увидела кусочек неба, пронзительно-голубого неба. Небо, которое она видела только из окошка. Она вдруг с острой тоской, со слезами, сдавившими всё её внутреннее пространство, захотела попасть туда, туда, где она ни когда не была. Почувствовать теплоту солнечных лучей. Ощутить нежное прикосновение ветерка, который легко, словно детский поцелуй, коснется её.
Но она понимала этому желанию ни когда нельзя сбыться. Она все время, которое отпущено ей, проведет здесь, лежа, не двигаясь, и глядя в потолок. Тоска начинала выходить из-под контроля. И она, собравшись с силами, встряхнула себя, отгоняя и тоску, и опостылевшую привычку ожидания. Чтобы не грустить, она стала вспоминать, а когда будет полнолуние? Потому что знала, что в полнолуние он все равно придет. Он не сможет высидеть один, без неё. Она знала, что в эти дни она ему нужна.
Сережка, мой милый Сережка. Как я по тебе скучаю. Она любила его ласковые прикосновения. Ей нравилось, как его пальчики пробегали по ней, и словно играючи могли сотворить чудо. А как он пел, когда у него все получалось. Она просто сходила по нему с ума, наблюдая как он, после того как все сделает, откидывался в кресле и чуть прикрыв глаза смотрел на результаты своего труда. Потом улыбнувшись смущенно, одними уголками губ, словно застеснявшись того что он только что сделал, брал гитару. И пел. Он пел прекрасно. Она не могла слышать, как кто-нибудь говорил ему, что он не умеет петь. Если бы у неё были силы, она бы вырвала, без сожаления, ему язык. Но, увы, такой возможности у неё не было. И она могла, только молча слушать эти пасквили на своего Сережку. Молча слушать и терпеть. А что её еще оставалось в её положении?
Но сейчас она чувствовала. Да нет, она точно знала, что у него появилась другая. Когда она что-то делала не так, Сережка начинал нервничать. И еще этот запах. Этот чужой и неприятќный запах, исходивший от его рук. Она презирала этот запах, он вызывал тошноту, мучил её в кошмарных снах. Но она терпела. Она не хотела потерять его. Его любовь и внимание. Она знала про своего Сережку все. Когда он бывает счастливый, когда он раздражен. Сыт или голоден. Ей не нужно слов. Она просто жила его жизнью.
Но сейчас все было по-другому. Она была уверена в этом. У него есть другая. Наверное, она было лучше. Красивее. И неё нет тех страшных шрамов после ожога. Она понимала, что она уже не может удовлетворить его. Что ж, увы, пришло и её время. Но она ни когда не напоминала ему, что ожоги она получила из-за него. Он опрокинул на неё только что скипевший кофе. Ей сделали операцию, по живому, без наркоза. Наркоз для неё еще не придумали…
Она услышала, как открылась дверь. И что-то подсказало ей, что это случится сегодня. Что скоро все кончится. В комнату зашел Сережка. Он положил, какую-то коробку на стул и сел в кресло. Он смотрел на неё долгим задумчивым взглядом. И в этом взгляде она прочитала все. Она задохнулась, дикий холод пронзил её. Она не хотела. Она готова была кричать - не делай этого, Сережка, не надо! Но вместо этого она просто молчала под его взглядом.
Сергей отрешенно сидел в кресле. Он знал, что это надо сделать. Больше того это просто необходимо, но не мог шевельнуть даже пальцем. Тяжесть, неимоверная, тупая тяжесть давила на плечи. Одно дело осознавать - другое дело сделать. Он не мог заставить себя встать. Он вспоминал момент, когда он плеснул на неё кофе. И когда её спасали он вышел на улицу. Он просто не мог видеть, как чужие руки беззастенчиво ковыряются в её внутренностях.
Она окинула комнату взглядом стараясь запомнить все, что её окружало всю жизнь. Занавески на окнах. Кактусы, его любимые кактусы, на подоконнике. Скрип дверных шарниров. Что же Сережка говорил про скрип? Надо быстрее вспомнить. Она мучительно, нервно, судорожно, вспоминала. Будто от того, успеет ли она вспомнить, зависела её дальнейшая судьба. Да. Да, я вспомнила - петли дверные многим скрипят, многим поют. Да именно так. Эти мысли отвлекли, освободили её, от вязкого ступора, от страха, и она уже знала, что она спокойно примет то, что ей уготовано. Ну что ж. Так получилось. Она простит даже его ПРЕДАТЕЛЬСТВО. Её Сережка предал её. Она будет спокойна. Только лучше это кончилось бы быстрее. Ей хотелось сказать ему - не сиди, мой милый, не надо. Давай это сделаем по-быстрому. И помни, я не сержусь на тебя. Нет нисколечко. Давай мой милый, давай.
Он встал и подошел к ней. Наклонившись, он протянул руки, куда-то за неё, туда, куда она никогда не могла посмотреть. Она не знала что там. Да и сейчас это и не важно. Она смотрела на него и ждала. Она слышала, как Сергей что-то ворчал, но сознание уже не улавливало смысл. По ней пробежал разряд электрического тока. Она начала дрожать, её колотила конвульсия, ей было невыносимо больно. Быстрее же. Быстрее Сережка, мне больно. Сергей психовал, у него что то не получалось и он начал кричать почти в истерике. В умирающем сознании, разрываемым электриќческим током в пятьдесят тысяч герц друг всплыла музыка. У соседей наверху включили радио. И сквозь треск помех, между разрядами она услышала -

А я нашел другую,
Хоть не люблю, но целую….

Злая ирония судьбы. И в этот момент последняя самая сильная вспышка, как взрыв сверхновой звезды озарила ее, и наступила тишина.
Сергей, наконец-то справившись со штекером, выдернул разъем клавиатуры из панели компьютера. Открыв коробку, он достал новую клавиатуру и подсоединил её. Попробовав печатать, он откинулся в кресло. Новая клавиатура темно серого цвета была красива. И вдруг ему стало грустно. Он захотел выйти на улицу, чтобы увидеть солнце, и почувствовать ласковый ветер. Он встал и пошел к двери, но уже на выходе его взгляд случайно упал на старую клавиатуру, которая неловко подломившись упала со стула на пол.

Джек-Попрыгунчик.
Интернет.
13.10.2009 г